Татьяна, в сентябре Музею русского десерта исполнился год, вы — успешный культурный проект, как сами себя оцениваете?
У меня было всего двести тысяч рублей. Я сняла помещение в частном доме, собрала экспозицию. Первые убыточные месяцы мы вообще не знали, получится ли что-то. А потом люди к нам поехали, и в феврале мы вышли в прибыль! Сейчас я понимаю, что экспозицию надо расширять, наполнять музейное пространство новыми предметами, а музейный магазинчик – новыми лакомствами.
Что любопытного есть в вашей гастрономической экспозиции?
Мы ищем по всей России кулинарные специалитеты. Вот, скажем, нигде нет настоящих пряников из ржаной муки, без добавления пшеничной. Классический русский пряник – это ржаная мука и пряности. Но такого никто не делает. Зато мы нашли и продаем в своем музейном магазинчике уникальный Вяземский пряник, который изготавливается на Вяземском хлебокомбинате по старинному рецепту времен Екатерины Второй. Кстати, у них еще есть замечательный мучной пряник.
Еще мы привозим пряники из Городца (моя родина) и Богородский пряник, который делают на частном предприятии в Ногинске. Богородский, Вяземский и Городецкий пряники – наши фавориты на сегодняшний день.
А в Смоленской области мы нашли Шумячскую картофельную фабрику - при ней умельцы мочат яблоки, в дубовых бочках. Мед, ржаная солома и пряности, никакого уксуса. Это настоящие моченые яблоки, восхитительные! Сейчас как раз сезон.
Вы ведь художник, живописец, как произошел переход от красок к десертам?
Я хотела сделать свою художественную галерею в Звенигороде, но вместо галереи получилось такое пространство, где представлены и музейная экспозиция, и мои картины, и русские гастрономические специалитеты. А вдохновил меня на музей историк русской кухни Максим Сырников — я с большим воодушевлением читала его блог, в котором он рассказывает, как ездит по деревням и пробует разные специалитеты. Читала я Сырникова и думала: так ведь я же все это когда-то ела, моя прабабушка все это готовила…
Где это было, откуда родом вы и ваша прабабушка?
Мое детство, с трех до восьми лет, прошло в Гагинском районе Нижегородской области, рядом с Болдиным. Там, в старообрядческой деревне, у моей прабабушки Пелагеи Булановой был дом. Когда родители забрали меня в город, я на долгие годы все забыла, но когда решила делать Музей русского десерта, начала целенаправленно вспоминать свою жизнь в деревне – что мы ели, как выглядела бабушкина изба, весь нехитрый деревенский быт и уклад, вспоминала цвета, краски, запахи. Помню, что прабабушка носила темную юбку и темную кофту, голову покрывала белым платочком, который не завязывался узелком, а крепился под подбородком булавкой.
А у нее была семья?
В деревне жили еще три родные бабушкины сестры - Александра, Анастасия и Матрена. Анастасия и Матрена остались старыми девами, а у Александры была семья. После рабочего дня мы ходили друг к другу в гости, по очереди – было огромным счастьем собраться всем вместе. Но вот ведь странность, я не помню, чтобы в наших домах пили чай. Квас помню и кисель.
Овсяный кисель?
Да, овсяный кисель был на нашем столе каждый день. На завтрак прабабушка делала кисель с медом, а на ужин ели тот же самый кисель с луком и подсолнечным маслом.
А рецепт не помните?
Овес (800 г) она толкла в ступе, потом заливала горячей водой (2,5 л) и оставляла в теплом месте на сутки и день. Потом все это она выжимала через марлю. Получившуюся жидкость варила до загустения. Как только смесь загустевала, - готово! Кисель был похож на студень.
Кстати, в деревне говорили «хлебать», а не «есть». И готовили не супы, а тюри и похлебки. Тюря – простокваша с накрошенным белым хлебом. Летом всегда делали окрошку. И еще помню, щи варили.
А хлеб бабушка, конечно, сама пекла?
И пекла, и покупала – серый и черный, кирпичиками. Раз-два в неделю в деревню приезжала телега, запряженная белой лошадью. А на телеге, сделанной из связанных жердей, стояла кибитка от кареты - из нее и торговали хлебом.
А вы помните, как была устроена деревня, как она выглядела?
Наша деревня состояла из одной улицы. Двери домов конечно не запирались. Напротив каждого дома, через дорогу, был устроен амбар, сплетенный из веток и обмазанный глиной. В амбарах хранили запасы, сушили веники и целебные травы, там же располагался ледник. Помню, в полумраке тушки гусей на снегу…
В деревне не говорили «дом», только – «изба». У прабабушки был старый сруб с соломенной крышей. Крыша часто требовала ремонта, и прабабушка очень переживала, что некому починить - прадеда нет в живых. Он был директором школы и учителем рисования, его репрессировали, отправили в лагерь, где он заболел туберкулезом. После смерти Сталина выпустили, но он практически сразу же умер, от болезни.
Ваша прабабушка была «из кулаков»? Как жили – зажиточно или бедно?..
По сравнению с тремя бабушкиными сестрами у нас была самая бедная изба. Кровать, сундук, стол, несколько лавок и табуреток – вот и вся обстановка. Кухня была отгорожена дощатой перегородкой: тут стояла русская печь (в ней и готовили, и мылись), стол и было крошечное окошко. Никаких буфетов, посуда размещалась на сколоченных из досок полках.
Ничего крашенного в избе не было – голые доски. Помню, специальный нож с двумя ручками – им каждый день, после обеда скоблили стол. А пол скоблили раз в неделю - по пятницам, во время большой уборки. Мне было лет шесть, совсем маленькая, а уже вовсю скоблила.
Никаких кастрюль не было и в помине, только чугунки. Чугунок ставили на керосинку или отправляли в печь ухватом. Запеченная в чугунке картошка с корочкой – мое главное детское воспоминание о вкуснятине. И еще пшенная каша - такой вкусной каши я никогда больше не ела.
А что еще прабабушка готовила?
Из удивительного помню блины. Каждый блин, сантиметров двадцать в диаметре, состоял из нескольких колец разных по цвету – зеленоватое, оранжевое, желтоватое, белое… Видимо, она добавляла в тесто морковь, крапиву, свеклу, которые и давали разные цвета. Ни у кого я больше не видела таких блинов.
Еще из удивительного. Коровы и козы у нас не было, прабабушка брала молоко у соседей. В ходу были крынки, глиняные и стеклянные. И вот бабушка голой рукой срывала пучок крапивы, только листья, и им мыла крынки. Помоет - и на жердь ограды повесит: прокалить на солнышке.
Было такое выражение в деревне — «наверхсытки», то есть на сладкое. Когда мы, дети, похлебали, то есть поели, наверхсытки нам давали, например, рябиновые лепешки. Они были коричневого цвета, сухие, кислые, с горчинкой и хрустели, как печенье.
Еще помню большие баранки и в них вдавлен мармелад – зеленые, желтые, красные кубики. Это была наша детская радость! Главное лакомство — рябиновые лепешки, баранки с мармеладом и куски сахара. Сахар был кусковой — твердый, как камень, и очень сладкий.
Что-то сохранилось от прабабушки, кроме ваших воспоминаний? Что стало с ее домом, к примеру?
В деревню я вернулась в 15 лет, заехала с родителями – просто посмотреть. Прабабушки уже не было в живых. Осталась сестра Матрена, но она жила в соседней деревне. Помню проваленную крышу нашей избы… Да и вся деревня сильно изменилась – прошло всего восемь лет, а многие дома опустели, стояли заброшенными.
Да, семидесятые года — умирание русской деревни, это отмечено у многих этнографов…
Но благодаря тем нескольким детским годам, проведенным с прабабушкой, появился Музей русского десерта. Я поняла, что кое-что знаю о русском быте и хочу этим поделиться. Как художнику тема десерта мне невероятно выгодна: десерты красивые, а супы – нет. И я подумала, что буду рисовать десерты. У меня дух захватывает от кондитерских витрин: пирожные, торты – это ведь чистое украшательство, праздник!
Фото: Алексадр Подгорных